"Иван Грозный" 44-45гг.

[Daere]

Сперва небольшая предыстория.
То ли на первом, то ли на втором курсе университета был у нас предмет "История кино". Замечательный преподаватель, интереснейший материал, но, как водится, лень - лучший друг студента, фильмов (и не самых простых для восприятия) в программу входило прилично и, естественно, со многими из них знакомство состоялось очень поверхностное. В частности, "Ивана Грозного" я смотрела за день до экзамена частями, да еще и в ускоренном виде. И не я одна - в день экзамена мы вместе с одногруппниками долго спорили, черно-белый этот фильм или все-таки цветной. К единому мнению не пришли, у всех эта картина запечатлелась в памяти совершенно по-разному. Но запечатлелась.
С того экзамена прошло уже несколько лет. И вот неделю назад я наткнулась на восторженную рецензию на сие творение Эйзенштейна и подумала, что когда-нибудь в неопределенном будущем познакомлюсь с фильмом по-настоящему, с чувством, с толком. Тем не менее будущее не хотело оставаться неопределенным и всю следующую неделю Грозный преследовал меня, постоянно напоминая о себе в виде кадров в одной ленте новостей, цитат в другой, отзывов - в третьей. Тут я поняла, что с просмотром надо поспешить, негоже заставлять ждать так неистово требующего внимания царя. Скачала, посмотрела. Что я посмотрела, я еще не осознала до конца.

Картину принято считать историко-биографической. Наверное, ее действительно так можно обозвать. Расписавшись при этом в полном отсутствии осознания природы этого фильма.
В первой части дилогии исторические события еще худо-бедно упоминаются, хотя уже здесь понятно, что фильм вообще не про них, что режиссеру факты не интересны, он работает не со что, а с как. Фигура царя в западне дворцовых палат, безграничная власть, безграничная жестокость и безграничное же одиночество. Про это фильм. И про много чего еще.

С Черкасовым я не была знакома от слова совсем, но образ Ивана из фильма я вполне представляла. Поэтому очень удивилась, когда в первой сцене коронации увидела незнакомого мне молодого актера приятной внешности. Я до сих пор не могу вполне принять тот факт, что это

один и тот же человек.

один и тот же человек.


Внешность как отражение сущности. Иван - не Дориан, у него нет магического портрета в запертой комнате, поэтому все его грехи откликаются во внешности. Это, кстати, касается не только заглавного персонажа. Эйзенштейн находит для фильма исключительно фактурные лица, а мастерский грим, свет и актерская игра превращают лица в ожившие маски, воплощенные души. Нет, ну вы посмотрите на этот

парад чудовищ

парад чудовищ



И эти физиономии еще и в сочетании с супер-крупными планами, персонажи смотрят практически в камеру, как бы заглядывая по эту сторону экрана. Жуть берет от мысли, что они могут тебя увидеть.
Театр кабуки, древнегреческая трагедия, маскарад с человеческими лицами вместо масок. Каково, а? Отсюда и напрягающее меня поначалу нарочитое переигрывание, скульптурные позы, неестественность движений. Словно и не было школы Станиславского, словно мы вновь в древнем амфитеатре. Немецкий экспрессионизм в сочетании с православной иконописью.

Иконописи, кстати, много. Поначалу она не так обращает на себя внимание, являясь логичным продолжением декораций, но по мере того, как происходящее на экране все больше напоминает сцены из преисподней, образа на стенах начинают казаться все более живыми. Наблюдающими. И молчащими.

Каждый кадр, каждую деталь можно анализировать и объяснять, все имеет значение. О фильме можно писать многостраничные труды (и я уверена, что они уже написаны). Но я хочу остановиться на отдельных режиссерских решениях, которые меня особенно поразили.
Во-первых контрасты. Игра с цветом. И я сейчас не про кровавый пир в финале, нет. Черный и белый - вот все, что есть в распоряжении режиссера и оператора большую часть повествования. Как гениально они этим пользуются.
Спутница Ивана в первом фильме - прекрасная и чистая душой Анастасия, царица в белых одеждах, единственное светлое пятно в этом мраке / опора Ивана во втором фильме - Федор Басманов. И мне вновь хочется вспомнить Уайльда, потому что Басманов-младший - то самое воплощение воспетого им темного сочетания ангельской внешности и дьявольской порочной натуры.



В качестве апофеоза этого контраста - Федька в платье и в маске умершей царицы на пиру

Вообще этот финальный пир - это то, к чему мы катились на протяжении всего повествования. Ад.
Зрелище жутчайшее. Почти Босх. И цвет крови. Хотя это только сперва кажется, что вся сцена красного цвета, там множество других цветов. И каждый, по замыслу режиссера, на своем месте.
Вот здесь небольшой отрывок о работе Эйзенштейна с цветом в этой единственной сцене. Я же говорю, что каждая деталь важна. illa-anna.livejournal.com/460100.html

Я боюсь представить, что бы мы увидели в третьей части, если бы режиссер успел ее доснять. Может, и хорошо, что не успел.

P.S. А Иван Васильевич продолжает меня преследовать.
Была сегодня в кафе, по стенам которого расставлены стеллажи с книгами, хочешь - читай, хочешь - покупай за небольшую сумму. Сижу, значит, перебираю книги на ближайшей полке, думаю, как хорошо было бы найти "Князя Серебряного" Алексея Толстого, это как раз самый популярный вариант в списках художественной литературы по "грозной" теме. Я в общем уже даже не сомневалась, что найду. На первой же полке. Купила, что уж там.

@темы: art, movie time!